Дубов Сергей Игоревич - Epimys Sapiens
Дубов Сергей Игоревич
Epimys Sapiens
Когда я стал видеть, первое, что я различил, это прутья клетки, а
ко времени, когда мой мозг стал не только воспринимать, но и анализи-
ровать информацию, я уже свыкся с мыслью, что моя жизнь будет проте-
кать в столь ограниченном пространстве.
Нас родилось тринадцать, и я был младшим. Если рождаешься и растешь
в среде, которая для тебя неестественна и дискомфортна, волей-неволей
стараешься приспособиться к ней. А для того, что бы выжить, на мой
взгляд, есть вообще всего лишь два пути: либо принять существующие
правила игры и постараться стать похожим на других и не выделяться,
либо составлять эти правила самому и отстаивать их любыми возможными
способами.
Я стал привыкать. И все-таки я был не таким как мои собратья.
Что-то во мне было не так, и осознавать это было неприятно. Ко мне от-
носились не то, чтобы как к чужому, а с каким-то недоверием: меня из-
бегали, никогда не смотрели в глаза, старались не дотрагиваться и не
включать меня в свои отношения. Надо сказать, что мне было также неп-
риятно находится с кем-нибудь рядом и я платил им тем же. Постоянное
проявление слепых инстинктов вокруг не давало мне покоя ни днем, ни
ночью. У окружающих не было никаких чувств и эмоций за исключением са-
мых сильных, например страха во время драки. Практически все происхо-
дило инстинктивно и драки, которые были почти ежедневным явлением, на-
верное, и случались из-за того, что инстинкты жили в их глупых мозгах
сами по себе и вылезали только для того, чтобы удовлетворить какой-ни-
будь другой инстинкт.
Любопытно, что дрались, в общем-то, без толку, от скуки что ли?
Например, если давали пищу, то каждый старался урвать себе кусок по-
больше и зарыть его в укромном углу. После каждой свары были победите-
ли, которые среди одинаковой пищи получали право выбрать то, что им
нравится и побежденные, которые отползали зализывать раны и довольст-
воваться тем же самым и в таком же количестве, но позже. Я в таких
свалках не участвовал. Мне хватало того, что бес толку гнило под нас-
тилом, зарытое насытившимися соседями.
Х Х Х
И все-таки мысль о воле меня не покидала. Я знал, что некоторым
удавалось вырваться из клеток, но дальнейшая их судьба оставалась для
меня неизвестной. Может быть, они погибали, а может быть, достигали
того, чего инстинктивно ждали.
Я даже знаю, что на воле живут похожие на нас, потому что иногда,
по ночам, пока никто не видит, они появляются здесь в поисках пищи.
Они, конечно странноваты, и здорово отличаются от этих - в клетках,
чаще совсем маленькие, но, бывают и такие же, как мы, только цвета
другого. К нам никогда не подходят, схватят что-нибудь и исчезают так-
же, как и появились.
Из этого я сделал два очень серьезных, на мой взгляд, вывода: пер-
вый - это то, что раз они там живут, то выживают. Второй - раз не хо-
тят попасться на глаза, значит, не хотят в клетку к нам, где всегда
есть еда. А раз даже еда не может их заставить обменять свободу на сы-
тый желудок, значит свобода лучше.
Так я рос, а вокруг меня росли мои ровесники. В клетке становилось
все теснее и теснее, а потребность в свободе становилось все больше.
Самое обидное, что открыть щеколду было элементарно, но, простой крю-
чок, который скинуть на первый взгляд ничего не стоило, находился не-
досягаемо высоко. Как? Как до него добраться? Дотянуться и допрыгнуть
оказалось невозможно. Я даже пробовал забираться на спины своих соб-
ратьев по заточению, но и этого было мало, д
